Как ни странно, в ответ также мигнули три раза, и тоже зеленым. Хмыкнув, Трешников поглубже надвинул на лоб кое-как обтянутый трофейным чехлом шлем, и двинулся к баррикаде; майор Барсуков пристроился слева, чтобы, случись что, не мешать рабочей руке командира. Правую ладонь он уже привычно водрузил на висящий на шее «МП-40» – в основном ради маскировки, поскольку стрелять из него он не собирался. Свое оружие имеется, да и экстрактированные гильзы полетят вверх-вправо, то есть в сторону подполковника.
– Halt! Wer du bist? Identifizieren Sie sich, – без особой, впрочем, агрессии или тревоги в голосе осведомились через ближайшую амбразуру. Ствол пулемета, правда, чуть сместился в сторону, чтобы при необходимости наглухо перекрыть правую сторону туннеля. Подполковник нисколько не сомневался, что остальные пулеметчики тоже разделили цели.
– А кто со мной говорит? Назовитесь первым. Здесь группа особого назначения Oberkommando der Wehrmacht, потому я не обязан рапортовать первому встречному ни о моем имени или звании, ни о цели задания, тем более не зная, с кем говорю.
Как и ожидал Трешников, подобный напор и холодно-пренебрежительный тон – он буквально цедил слова, выплевывая их сквозь зло сжатые зубы – возымел действие: после непродолжительного молчания из-за баррикады раздалось:
– Гауптштурмфюрер Ринге, дивизия СС «Нордланд». Обороняем подходы к станции «Кайзерхоф», имеющей стратегическое значение.
– Оберст… впрочем, вам достаточно одного звания. Пропустите моих людей, мы спешим.
– Но, простите, господин полковник, меня не предупреждали…
– И не должны были, – презрительно бросил подполковник, решивший не допускать прежней ошибки, и морально дожать эсэсовца, прежде чем тот вспомнит о пароле. – Если бы вы оказались чуть собраннее, герр гауптштурмфюрер, вероятно, обратили бы внимание на мои слова о группе специального назначения. Или мимо вас по несколько раз в сутки ходят подобные группы? Может быть, позвоним бригаденфюреру Монке – надеюсь, вы хотя бы в курсе, кто это? Или сразу в Oberkommando – зачем мелочиться?
Окончательно сбитый с толку эсэсовец вновь замолчал на несколько секунд:
– Поймите меня правильно, господин полковник, вы идете со стороны, откуда ожидается нападение штурмовых групп русских…
– Мы идем не со стороны русских, болван, а в сторону, куда русские не должны добраться ни в коем случае! Моя цель – бункер Рейхсканцелярии, где нас уже ждут! И то, что сейчас я вынужден тратить драгоценное время на бесцельную болтовню с вами, как минимум саботаж! Так что вы решили? У вас есть связь с бригаденфюрером?
– Проходите, – сдался фриц. – Но я немедленно доложу по команде…
– Разумеется, доложите. Более того, если вы этого не сделаете, совершите воинское преступление. Но я доложу первым, надеюсь, телефонная связь у вас работает? А сейчас немедленно обеспечьте моим людям проход.
Двое немцев со скрежетом сдвинули решетку, освобождая дорогу, и подполковник дважды отмахнул фонариком в сторону затаившегося в темноте отряда. Первым в узкий проход, едва позволяющий протиснуться в громоздком штурмкомплекте, пролез Барсуков, следом еще трое спецназовцев и капитан Родченко со своим бойцом. Заранее проинструктированный подполковником Василий – «помнишь, о чем я говорил? Не вздумай на фрицев волком зыркать, смотри равнодушно, как на пустое место, а еще лучше – вовсе голову опусти, типа, споткнуться боишься. И сержанта своего предупреди. В случае чего – не дергайся и никуда не лезь, мы сами отработаем» – шел, мрачно глядя под ноги и низко надвинув на лицо трофейную каску, огнеметчик вел себя аналогично. Последним на «вражескую сторону» перебрался Трешников с остальными спецназовцами.
За баррикадой оказалось немногим светлее, чем снаружи. Несмотря на тянущиеся к прожекторам кабели и электролампу-переноску на стене, горели лишь две керосиновые «летучие мыши», стоящие на уложенных вдоль стен ящиках, выполнявших роль и лежанок, и столов, и места для оружия и боеприпасов. На поверхности – пустые котелки и консервные банки, вскрытые патронные цинки и снаряженные пулеметные ленты, на дальнем ящике – полевой телефон. Ага, насчет связи эсэсман, на свою беду, не соврал, придется зачищать, причем максимально тихо…
Бросив вокруг еще один короткий незаметный взгляд, подполковник насчитал восьмерых. Трое у пулеметов, продолжая дисциплинированно наблюдать за туннелем, еще столько же – вторые номера расчетов, эти стоят чуть в стороне, у каждого оружие в руках, но стволы опущены или отведены в сторону. Ну еще бы, кто ж позволит вовсе уж неприкрыто тыкать автоматом в секретную спецгруппу в подчинении аж самого OKW! Нет, патроны наверняка уже досланы, и предохранители выключены, сколько тут нужно того времени, чтобы открыть огонь? Угу, угу, вот пусть так и думают… Дальше собственно сам гер гауптштурмфюрер (у этого «Maschinenpistole 40» вовсе висит на плече дулом вниз, да еще и затворная рукоятка заведена в предохранительный вырез ствольной коробки) и еще один фриц с автоматом, стоящий дальше других и настороженно глядящий в их сторону. А вот у этого ствол смотрит прямо на спецназовцев, да еще и палец, гаденыш, держит на спусковом крючке. Лишь бы пальнуть не успел, шум им категорически противопоказан. Похоже, нервничает фриц – интересно, почему?
– Гауптштурмфюрер? – полуутвердительно осведомился Трешников, развернувшись к эсэсовцу. – Благодарю за сотрудничество. До станции далеко?
– Примерно триста метров, господин полковник.
– Хорошо. Там тоже ваши люди, или только гражданские?
– Гражданских нет, – к удивлению подполковника, не стал скрывать эсэсовец. – Согласно позавчерашнему приказу их эвакуировали на соседние станции. Мы больше никого не пропускаем. Разрешите вопрос?