– Нет, нет, вы не так поняли, – торопливо забормотал Борман. – Мне будет гарантирована жизнь?
– С нашей стороны вам будет гарантирована безопасная доставка в столицу Советского Союза и справедливый суд. А уж там, как выйдет. Но пока точно поживешь.
– Я согласен. Что мне нужно делать?
Спецназовец ухмыльнулся:
– Ну, сначала пистолетик вон из кобуры вытащи…те да на стол положите. И стойте, где стоите.
– Фюрер мертв? – неожиданно спросил тот, сверкнув глазами. Судя по всему, ответ на этот вопрос волновал его не меньше собственной дальнейшей судьбы.
– Мне откуда знать, по нему вторая группа работает. Третий, вызывай Нулевого, пусть решает, кого паковать, транспортный контейнер-то у нас один.
Приняв доклад, подполковник раздумывал всего пару секунд:
– Бормана в мешок, он ценнее, глядишь, и золото партии найдется. А Ёсик пусть ножками побегает, ему будет полезно. Заканчивайте, у вас две минуты, мы уже у выхода к лестнице. Нужно уходить.
– Командир, так тут еще одно… что с детьми делать будем? Если тут оставить, как бы их свои не того, кому они теперь нужны…
На этот раз Трешников размышлял дольше…
Заперев за собой массивную бронированную дверь, капитан Родченко заблокировал штурвал одним из валявшихся в тамбуре немецких «Штурмгеверов», идеально подошедшим для этой цели. Ломом было бы надежней, конечно, но и так сойдет, железяка крепкая, выдержит. Поколебавшись пару секунд, Василий заминировал вход двумя «Ф-1», подсунув одну под штурвал, другую – под блокирующий запорный механизм автомат. Убедившись, что гранаты не выпадут, даже если в дверь с той стороны начнут лупить чем-нибудь тяжелым, он осторожно выдернул чеки. Вот так-то лучше, теперь вскрывайте, фрицы, сколько душе угодно, а вскроете – получите сюрпризец в память о Степке…
Подсвечивая дорогу фонариком, Родченко оттащил погибшего товарища подальше в коридор и уложил тело под одной из стен, накрыв лицо каской:
– Прощай, братишка, извини, коль что не так. С собой мне тебя никак не забрать, сам понимаешь, и так запаздываю. Прощай.
Опустив на лицо «ночегляд», капитан включил, как учили, хитрый прибор и двинулся вдоль длинного коридора. Приноровиться к контрастному зеленоватому свету оказалось непросто, Василию никак не удавалось правильно оценить расстояние до предметов, и поначалу он пару раз спотыкался о валявшееся на полу оружие и трупы эсэсовцев. Конечно, проще воспользоваться доставшимся ему от погибшего Пятого фонарем, но капитан не был уверен, одобрит ли это подполковник – свет, да еще такой мощный, далеко видать, вдруг нельзя светомаскировку нарушать? – и решил не рисковать.
Помня слова Трешникова о недостреленных фрицах, по дороге заглядывал в боковые помещения, держа наготове взведенный автомат, однако стрелять оказалось не в кого: стремительно проштурмовавшие бункер спецназовцы живых не оставили.
Добравшись до лестниц, Родченко прижался к стене, с опаской заглянув за угол, но погруженные в темноту и тишину лестничные марши были пустынны. На втором пролете он на самом пределе слышимости различил доносящиеся из глубины бункера голоса. Похоже, наши, кто там после штурма еще разговаривать-то может? «Не опоздал, стал быть…» – с огромным облегчением подумал капитан, с трудом представлявший, что делать, если он не успеет и спецназовцы уйдут, заблокировав дверь, через туннель, оставив его одного в этих подземельях. Не назад же возвращаться? Товарищ подполковник, правда, упоминал, что верхняя лестница ведет в сад канцелярии, но там, наверняка, полно гитлеровцев. И ведь не спросишь, мол, успеваю я, или…
В следующий миг капитан мысленно выругался: вот же идиот, твою мать, связь! Он же перед боем связь отключил, а обратно включить забыл! И Трешников наверняка думает, что они оба погибли! Ох, стыдоба-то какая, а еще боевой офицер, штурмовик!
Торопливо нащупав на уходящем под шлем проводке хитрую штуковину с переключателем, названия которой он не знал, Василий вышел в эфир, смущенным голосом вызывая подполковника:
– Один-один – Нулевому!
– Слушаю, Один-один, – голос Трешникова, к удивлению капитана, звучал вполне обычно. Похоже, пронесло, и отчитывать его никто не собирается. – Я вас обоих вызывал, почему не было связи? Доложи, как дела?
– Виноват, това… Нулевой, отключал на время боя, не хотел вас отвлекать, потом позабыл обратно включить.
– Короче.
– Виноват. Противника задержал, сколько требовалось, после отхода в бункер внутреннюю дверь заблокировал и заминировал гранатами. Сержант Аришин геройски погиб в бою.
– Принял. Ты далеко?
– Почти у входа.
– Поторопись, тут тебе внезапно еще одно спецзадание нарисовалось. Отбой связи.
– Отбой, – автоматически ответил Родченко, ускоряя шаг и едва не врезавшись в сорванную с петель бронированную дверь. Коротко выругавшись, он прошел, переступая через трупы гитлеровцев и натекшие на бетон зловещие темные лужи, через небольшой тамбур, оказавшись в длинном коридоре, в противоположном конце которого мелькали засвечивающие чуткий прибор световые пятна. Ну, наконец-то можно избавиться от надоевшего «ночегляда», порядком доставшего капитана за недолгое подземное путешествие, и зажечь нормальный фонарь! Интересно, что за спецзадание такое ему подполковник приготовил?
С интересом глядя по сторонам – все ж таки бункер самого Гитлера, кто б мог подумать, что ему выпадет возможность здесь побывать! – Родченко быстро преодолел оставшееся расстояние, остановившись возле столпившихся вокруг лежащих на полу непонятных конструкций спецназовцев. Штуковины метров двух длиной слегка напоминали высокие и какие-то угловатые спальные мешки с приделанными по бокам широкими транспортировочными лямками. А вот материал напоминал тот, из которого были изготовлены штурмовые костюмы гостей из будущего.